Папа, чего ты боишься, когда думаешь о старости?
24 вопроса, которые мы должны задать своим родителям, пока они ещё с намиПапа, чего ты боишься, когда думаешь о старости?
24 вопроса, которые мы должны задать своим родителям, пока они ещё с намиКогда ты маленький, мама и папа бессмертны. Но даже родители стареют, и в отношениях с детьми наступает момент, когда нужно решить некоторые вопросы. Такой разговор может также стать поводом, чтобы спросить родителей, — о чём они сожалеют, как видят собственную жизнь и жизнь их детей.
Мы предлагаем 24 вопроса, которые детям желательно обсудить с родителями.
Один из наших авторов, пишущий под псевдонимом, задал их своему отцу.
Папа скоро отпразднует свой 76-й день рождения. Мне сейчас 27 лет. Мой папа так поздно стал отцом, потому что был католическим священником, а потом влюбился в мою маму. После моего рождения он работал только неполный день или внештатно. Поэтому он мог заботиться обо мне и вести домашнее хозяйство, а мама (она врач) была кормильцем семьи. Мы с папой много времени проводили вместе, и у нас прекрасные отношения.
Для своего возраста папа в отличной физической форме и каждый день ездит на велосипеде. Я гоню от себя мысль, что его возраст больше ожидаемого для его поколения, примерно на десять лет. Мне кажется, папа мог бы отпраздновать и столетний юбилей. Но я знаю, что это было бы чудом.
Манера поведения у моего отца до сих пор такая же, какая положена священнику: спокойная, задумчивая, понимающая. Он любит размышлять, и поэтому, наверное, уже не раз задумывался о старости и смерти. Я могу говорить с отцом обо всём на свете, и мне даже не приходится пересиливать себя, чтобы задать ему эти вопросы. Но позвонить ему нужно, мы живём в 400 километрах друг от друга.
Сын: Папа, чего ты боишься, когда думаешь о старости?
Отец: Я боюсь, что не смогу больше действовать самостоятельно и стану зависеть от других. Меня пугает мысль о том, что я буду ограничен физически и не в состоянии, например, путешествовать, совершать длительные прогулки или навещать моих друзей.
Сын: Я могу помочь тебе справиться с этим страхом?
Отец: Нет. Этот страх — часть меня, он происходит от того, что для меня очень важна моя самостоятельность. А что ты точно можешь сделать, так это поддерживать отношения со мной. Показывать мне, что это хорошо, что я у тебя есть.
Сын: Есть ли что-то, что ты обязательно хотел бы сделать вместе со мной?
Отец: Я бы с удовольствием съездил с тобой в Рудные горы (Прим. ред.: Рудные горы (нем. Erzgebirge), Крушне-Гори (чеш. Krušné hory), вдоль границы Германии и Чехии), туда, где я родился. Я хотел бы показать тебе те места, чтобы ты увидел, как много они для меня значат. Ты и я — мы столько раз ходили вместе на прогулки, это просто стало частью нашей жизни. Но больше всего я хотел бы, чтобы у тебя родился ребёнок и я стал дедом. Это такое прекрасное чувство — знать, что твой род продолжается.
Сын: Есть ли что-то ещё, что ты хочешь мне сказать?
Отец: Самое главное я тебе уже сказал: я рад тому, что ты есть. Что ты, сам того не зная, изменил мою жизнь. Но ещё я сделал несколько записей и оставлю их тебе.
Сын: Раскаиваешься ли ты в чём-нибудь?
Отец: Один мой друг попал под поезд — возможно, это было самоубийство. Жаль, что мне не удалось это предотвратить. Конечно, я понимаю, что не мог знать его намерений. Из моих осознанных решений я не раскаиваюсь ни в одном. Я рад, что стал католическим священником. И я рад, что потом отказался от этой профессии, чтобы создать семью.
Сын: Тебе хотелось бы снова быть молодым?
Отец: Нет. Это было неповторимое время. Мне нравилась моя жизнь, когда я был ребёнком и молодым человеком, но всему своё время. Молодым я хотел бы оставаться только внутри.
Сын: Когда ты видишь, что постарел, беспокоит ли это тебя или ты спокойно принимаешь свой возраст?
Отец: Беспокойства нет точно, я не такой человек. Но я хотел бы, чтобы мне хватило времени и сил привести в порядок моё имущество: разобрать старые письма, документы, слайды, книги. И тут я чувствую определённое давление – мне не хотелось бы оставить после себя полные шкафы разных вещей.
Сын: Ощущаешь ли ты, что какие-то действия уже недоступны для тебя физически? Что ты при этом чувствуешь?
Отец: Каждый год я прохожу часть пути по паломнической дороге св. Иакова. В этом году мне пришлось остановиться раньше запланированного, потому что начались сильные боли в колене. Я очень сожалею об этом, но я воспринял это как задачу: необходимо принять то, что в 75 лет я уже не могу пройти пешком триста километров. В то же время я благодарен, что ещё могу совершать небольшие прогулки.
Сын: Ты хотел бы, чтобы я переехал обратно домой?
Отец: Нет. Ты должен жить своей жизнью. Я хотел бы только, чтобы ты не уезжал слишком далеко, тогда мы могли бы чаще видеться.
Сын: Ты хотел бы, чтобы я за тобой ухаживал, [когда это потребуется]?
Отец: Нет. Если мне понадобится уход, я надеюсь, что с этим сможет помочь моя жена. Или персонал по уходу.
Сын: Может быть, лучше дом престарелых?
Отец: Нет. Я прошёл через это с моей мамой, твоей бабушкой. [В домах престарелых] многие жители просто сидят на одном месте, в апатии, и почти не доступны контакту, это тягостно видеть. Словно им ничего не остаётся, как только ждать собственной смерти.
Сын: У тебя есть страхование жизни?
Отец: У меня была страховка. Но я вынужден был от неё отказаться, когда перестал работать священником ради семьи.
Сын: Хотел бы ты находиться в хосписе?
Отец: Да. Во время визитов я понял, что это то место, где можно научиться принимать смерть как часть жизни и подготовиться к ней.
Сын: Когда нам следует отключить оборудование?**
Отец: Когда нельзя будет ожидать, что моё состояние кардинально улучшится. Это указано в моём предварительном распоряжении. Если от смерти меня удерживает только работа оборудования, его можно отключить.
Сын: Готов ли ты стать донором органов?
Отец: Да, всех [органов].
Сын: Это где-то зафиксировано в письменной форме?
Отец: Это указано в моём удостоверении донора органов.
Сын: Как следует распорядиться твоими вещами?
Отец: Я надеюсь, что [успею] многое разобрать. Насчёт остального решать тебе и твоей маме.
Сын: Где находится твоё завещание?
Отец: В тумбе моего письменного стола, последний лист в картотеке.
Сын: Я унаследую что-то?
Отец: Пока не знаю. Из моих личных вещей ты можешь взять всё, что захочешь. Наша квартира отойдёт сначала твоей матери, потом тебе и твоим сводным братьям и сёстрам в равных долях.
Сын: Есть ли у тебя пожелания относительно способа захоронения?
Отец: Я ещё не решил окончательно. В любом случае я не хотел бы, чтобы мой прах заключили в урну и похоронили в стене. Я бы предпочёл похороны в гробу или кремацию и последующее захоронение под землёй.
Сын: А относительно места?
Отец: Я хотел бы, чтобы меня похоронили там, где я жил в последнее время.
Сын: Может быть, ты хотел бы, чтобы на похоронах звучала какая-то песня? Или стихотворение?
Отец: Надеюсь, я что-нибудь придумаю, когда пойму, что смерть уже близко. Но похороны важны в первую очередь для близких, поэтому вам решать, как их устроить.
Сын: Кого бы ты точно хотел видеть на собственных похоронах?
Отец: Всех, кто захочет прийти.
Сын: Есть ли кто-то, кого ты не хотел бы видеть на своих похоронах?
Отец: Нет.
После нашего разговора я замечаю, что лучше было бы побеседовать с отцом лично, не по телефону. Мне хотелось бы обнять его после разговора, видеть, как он реагирует на мои вопросы, и его глаза, когда он на них отвечал.
Я ожидал, что многие ответы будут именно такими. Тем не менее для меня это особенный опыт — напрямую задать отцу эти экзистенциальные вопросы и получить на них однозначные ответы.
Мне всегда тяжело от мысли, что родители хотели бы чаще меня видеть. Мне бы тоже этого хотелось, но учитывая карьеру, отношения, встречи с друзьями, поездки к родителям в основном получаются короткими. Сейчас я всё чаще думаю: а сколько времени нам ещё отведено провести вместе? Я надеюсь, что родители знают, как они мне дóроги. Наверное, мне нужно почаще говорить им об этом.
Мне было непросто услышать, что отец хочет внуков. Я знал, что он это упомянет, и могу представить, что в ближайшие несколько лет у меня появятся дети. Вместе с тем я понимаю, что если папе хочется понянчиться с внуками, то у меня на это не так много времени.
*В РФ такой реалии нет.
Это заблаговременное распоряжение относительно мед. манипуляций, лечения (или отказа от них), составленное заранее на то время, когда пациент уже не может самостоятельно принимать решения в связи с недееспособностью. Обычно оформляется как отдельный документ, в письменном виде. — Прим. фонда «Вера».
** Имеется в виду жизнеподдерживающее оборудование — например, аппарат для искусственной вентиляции лёгких (ИВЛ). — Прим. фонда «Вера».
Оригинал статьи — на ZEIT ONLINE.
За перевод материала с немецкого на русский благодарим волонтёра фонда «Вера» Вениамина Сапожникова.
