Как письменные практики помогают проживать горе
Разговор с писателем и психологом о том, кому, как и в чём может помочь написанный текстКак письменные практики помогают проживать горе
Разговор с писателем и психологом о том, кому, как и в чём может помочь написанный текстВ конце прошлого века популярный англоязычный журнал спросил своих читателей, сталкивались ли они в детском-юношеском возрасте с тяжелыми обстоятельствами и было ли им кому об этом рассказать. Редакцию интересовало также состояние здоровья участников опроса: какие у них есть хронические заболевания, как часто обращаются к врачу. Выяснилось, что те, кто до 17 лет имел травмирующий опыт, в зрелом возрасте имеют больше проблем со здоровьем. А больше всех — те, кто не мог кому-либо рассказать о своем опыте.
Автором опроса стал психолог Джеймс Пеннебейкер, один из первых, кто обратил внимание на письменные практики как инструмент проживания травмы и горя. Пеннебейкер задумался: что если создать условия, в которых человек сможет написать о том, о чем он никому прежде не рассказывал? Как это повлияет на его здоровье? Он инициировал классический эксперимент, в котором участвовали студенты-второкурсники. В течение четырех дней они должны были по 15 минут в день писать для себя о чем-то, о чем они никому не рассказывали, но что до сих пор продолжает на них влиять. По итогам эксперимента исследователи сравнили данные о состоянии здоровья студентов до письменных практик и в течение полугода после окончания эксперимента. Примерно у половины респондентов частота проблем со здоровьем снизилась вдвое.
Сегодня письменные практики — один из востребованных терапевтических инструментов, эффективность которого неоднократно подтверждалась экспериментами. Мы поговорили с психологом Дарьей Кутузовой и писателем Мариной Кочан о том, в чем разница между сказанным и написанным словом.
Оставить след, не ходить кругами и писать стихи о невыразимом
«Письменные практики проживания горя или травмы отличаются от практик проговаривания тем, что оставляют след. — говорит Дарья Кутузова, — Когда мы говорим, это происходит в моменте. Есть английское слово Evanescence, которое означает что-то, что исчезает в момент появления. Так происходит и со звучащей речью: слово появляется и тут же исчезает. К тому же, когда мы говорим, то гораздо чаще перескакиваем с одной короткой мысли на другую. Мы озвучиваем слова, которые всплывают. Когда мы пишем, процесс формулирования длится дольше. Нам приходится дольше удерживать внимание на мысли, переживании, и оно успевает дорасти, пока следующая формулировка ждет за кулисами».
По словам Дарьи, работа с письменным текстом позволяет человеку сперва облечь свои мысли в собственную систему символов, понятную самому горюющему. Когда переживание зафиксировано, оно может сдвинуть те внутренние процессы, которые нас захлестывают: будь то стагнация или кипение. Бег по кругу переходит в движение к новой стабильности.
Влезть в каждые тапки
«Когда ты погружаешься в текст, то живешь им и он постоянно пишется в голове. Ты чистишь зубы, а в голове собираются предложения. Ложишься спать, а ты все равно в этом тексте. Притом с точки зрения какой-то рутины и распорядка дня, казалось бы, ничего не поменялось. Если посмотреть с ментальной точки зрения, то твоя история всё время незримо с тобой. Пока ты не поставил финальную точку, ты ни о чем другом не можешь думать, ты все время в этом, — вспоминает свою работу над романом «Хорея» Марина Кочан, — Со мной случилась очень мощная трансформация, пока я писала. Это была история, которая вернула субъектность моему болеющему отцу и дала мне возможность рассмотреть его не только как жертву этих обстоятельств, но буквально “влезть в каждые тапки”: побыть на месте мамы, побыть на месте отца, на месте сестры, на месте каждого человека и каждого пожалеть. Мы все оказались в этих обстоятельствах, да, так бывает. Вот такая жизнь и у нашей семьи вот такая история».
Параллельно с созданием книги Марина открыла сайт-онтологию «Что я знаю о папе?» Сейчас на нём размещены больше 40 текстов: поэзия и проза об отцах на советском и постсоветском пространстве. Это место, где терапевтическое письмо становится художественным высказыванием, обращенным к памяти — своей и чужой.
В случае, когда переживания особенно трудно выразить, на помощь может прийти стихотворная форма, которая окажется более восприимчивой к состоянию человека, чем проза. Возможно и катартическое письмо, когда мы буквально письменно «орём» на бумагу, царапая на ней огромные буквы, пробивая листы насквозь, физически уничтожая написанное. Этот способ письма позволяет вывести переживание изнутри наружу практически силой. «Тут нет задачи породить связный текст. Задача — смочь выдохнуть и снова вдохнуть. Может быть, смочь заплакать, а не давиться проглоченными слезами», – поясняет Дарья Кутузова.
«Кроме того, иногда нам важно быть увиденными и засвидетельствованными в том, через что мы прошли. Иногда мы, вполне справедливо, думаем, что наша история может оказаться ключом для чей-то еще тюрьмы», — говорит Дарья.
Ключ к чьей-то тюрьме и заговор молчания
«Десять лет назад, когда мой папа был ещё жив, но уже тяжело болел, где-то за год до его смерти у меня появилось предчувствие потери. Я испытывала стыд и страх к самой болезни, и начала фотографировать, чтобы с этими чувствами справиться. Я снимала гостиную комнату, дачу, ещё что-то. Сделала несколько папиных портретов летом перед его смертью. Через год я собрала самиздатный зин и назвала его “Что я знаю о папе?”, — так через фотографии и слова началась работа Марины Кочан с тогда ещё не случившимся, но уже ощутимым горем.
В этом году в издательстве Поляндрия вышла книга Марины «Хорея», посвященная сложным чувствам: проживанию редкой болезни отца — хореи Гентингтона; страху наследовать гены; памяти, боли, непониманию и опасениям передать собственным детям то, что может разрушить их жизнь.
«Я понимала, что это будет не только моя история. Я держала в голове, что это нужно как часть дестигматизации вообще редких людей, что это не только про хорею, но и про множество людей, которые в России скрыты. Это история про заговор молчания на уровне страны. О том, что мы вообще не хотим признаваться себе в ошибках и оглядываться назад», — рассуждает Марина. В «Хорее» с рефлексией собственных чувств соединяется и описание отношений внутри семьи: готовность говорить о стыдном, вспоминать о болезненном: отец Марины был одним из ликвидаторов катастрофы на Чернобыльской АЭС. Наконец, сюжет, построен так, чтобы читателю хотелось дождаться результатов генетического теста вместе с героиней.
«Я заранее отделяла себя от этой героини, эта история сконструирована, смонтирована. Это часть моей ответственности за этику письма. Много раз у меня возникала мысль о том, что я не имею права это писать, что меня будут обвинять в том, что это не только моя история — хотя, на самом деле, именно моя. Было страшно. Теперь, наконец-то, нет», — рассказывает Марина.
Работу с текстом книги, которая должна иметь своего читателя, Марина терапевтической не считает. Создание романа, по её мнению, может быть следствием проработки горя, но не самой проработкой. В отличие от ведения дневника или создания заметок лично для себя. Об этом размышляет и Дарья Кутузова.
Что общего у работы с текстом и подсчета крокодилов?
«Письменные практики не заменяют психотерапию, — подчеркивает Дарья, — но многие будут хвататься за письменные практики, как за вроде бы общедоступный инструмент. Но любой инструмент — как молоток: может быть полезен или опасен».
Тем, кто собирается писать о чём-то болезненном, Дарья рекомендует обязательно ограничивать себя по времени и «погружаться» в переживание на 20-30 минут. Полезно изобрести для себя ритуалы входа в процесс письма и выхода из него. «Нам нужны надежные берега, на которых мы стоим, когда смотрим на реку с крокодилами, в которую собираемся прыгать их пересчитывать. Прежде чем начинать писать историю горевания, очень важно понять, что этот процесс будет длительным и непростым. Нам нужно преодолеть «нарративное крушение», тот момент, когда наша история прервалась. Работа с письмом — это попытка восстановить связность нашего жизненного сюжета», — рассуждает Дарья.
По ее мнению, письменные практики хорошо сочетаются с другими вариантами психотерапии и подходят практически всем, кто не имеет травмы школьных сочинений. Таким людям будет непросто переключить внимание с формы (орфографии, почерка, изобретательности) на саму суть написанного. Им Дарья рекомендует обратить внимание на арт-терапию и другие варианты работы с травмой или горем. Тем, кто выберет для себя письменные практики, важно помнить несколько правил:
- Первый черновик текста никогда не должен быть опубликован. Ему нужно дать отлежаться, чтобы вернуться к нему позже
- Прежде чем начать писать, нужно оценить свое состояние. Дарья предлагает пользоваться субъективной шкалой дистресса от 0 до 10, где 0 — это полный покой, а 10 — полная потеря контроля. И тогда мы сами себя спрашиваем, где я сейчас на этой шкале. Если вы оцениваете свое спокойствие от 5 до 8, то нам лучше делать короткие структурированные упражнения. Например, поставить таймер на 5 минут и писать только в течение этого времени. Или пробовать писать списки, или рисовать каляки или кластеры: запечатлевать мысли, но не углубляться в них. Если вы чувствуете себя на 8 и выше, с письменными практиками лучше повременить и найти способ успокоиться.
- Иногда в момент горя нам кажется, что все вокруг черно-белое. В такие моменты, прежде чем погружаться в письменные практики, стоит написать себе список хотя бы из трёх хороших моментов, за которые можно держаться.
Письменные практики как солнцезащитные очки
«Жить, постоянно осознавая собственную смертность, нелегко. Это все равно что пытаться вглядываться в солнце — выдержать можно лишь до определенного момента. Жить, вечно цепенея от ужаса, невозможно, поэтому мы изобретаем способы смягчить страх смерти», — говорит Ирвин Ялом в своем программном тексте «Вглядываясь в солнце. Жизнь без страха смерти».
Отвернуться от того и другого насовсем — невозможно, смотреть, не отводя глаз — невыносимо и опасно. Потому каждый из нас и пытается найти то бутылочное темное стекло или очки в модной оправе, которые помогут уберечь наш взгляд, нашу возможность видеть. Письменные практики — как раз из таких инструментов. Облекая в слова собственные страхи, болезненные воспоминания об утратах, боли, тревогах и обидах, мы возвращаем себе право на новые эмоции и новый опыт, и, если получится, оставляем прошлое в прошлом.
Благодарим за помощь в подготовке материала волонтеров фонда помощи хосписам «Вера».
Перепечатка материала в сети интернет возможна только при наличии активной гиперссылки на оригинал материала на сайте pro-palliativ.ru.
Запрещается перепечатка материалов сайта на ресурсах сети Интернет, предлагающих платные услуги.
