Волонтерство может стать не только способом помочь другим, но и мощным инструментом личного роста. О том, как благодаря бескорыстной деятельности можно обнаружить свои скрытые способности, найти истинные ценности и освоить искусство деликатной поддержки, мы поговорили с Мирой Тристан, координатором хосписа «Куркино».
В ее обязанности входит организация всей немедицинской помощи: от бытовой поддержки пациентов до координации волонтеров и работы с родственниками. В интервью Мира делится своей историей, размышляет о том, как волонтерство меняет людей, и дает практические советы тем, кто хочет помогать осознанно.
Беседу ведет Ксения Белошеева, волонтер хосписа.
***
На низком столике в центре палаты ваза с мохнатыми пионами. Вопреки неуверенному, дождливому лету цветы торжественно сообщают — июнь! Прикрыты шторы, задумчиво молчит телевизор. 11 часов — позднее утро или ранний день — сразу не скажешь. Четыре кровати, Мира бесшумно порхает от одной к другой, включая ночники: «Вера Васильевна, батюшка пришел: ждали?» Отвечает глазами. Ждала. Отец Рафаил идет следом, гладит руку, достает миниатюрную дароносицу. Причащается раба Божия Вера во оставление грехов и Жизнь Вечную, Аминь. «Вашего батюшку Василий звали, у меня сына так зовут. С причастием, дорогая, не унывайте»! — говорит отец Рафаил. «Мы причащаем только капелькой, как младенцев», — шепчет батюшка у двери следующей палаты то ли мне, то ли себе, напоминая о чем-то. Здесь все то же: робкий свет из окон, цветы в вазе, «батюшка пришел, ждали», короткая исповедь, тихая молитва. Причащается раба Божия Надежда во оставление грехов и Жизнь Вечную, Аминь. Батюшке рады. «Батюшку наградите!» — трубный голос рвет тишину. «Наградим обязательно, — улыбаясь, отвечает Мира, — Надежда Анатольевна у нас учитель русского языка и литературы в военной академии, наш командир».
Когда отец Рафаил уходит, спрашиваю, а что если пациент мусульманин и просит позвать…
— Имама? Кажется, так его называют… — Мира на мгновение задумывается, — надо же, не помню, хотя папа у меня мусульманин. Да, обязательно зовем. Как-то для пациента-старообрядца искала батюшку, у них свое священство. Целое дело было, но нашла. Этот священник оставил свой контакт для жены пациента, чтобы передать одежду — рубаху, в которой нужно хоронить. А отец Рафаил приходит к нам каждую неделю.
Филиал «Куркино» Московского многопрофильного центра паллиативной помощи находится в природоохранной зоне в излучине реки Сходни и своим романтическим фасадом напоминает скорее загородную дворянскую усадьбу. Здесь помогают людям, которых нельзя вылечить. В сравнении с другими филиалами хоспис в Куркино небольшой, на 30 пациентов, врачи и медсестры работают друг с другом много лет, атмосфера почти домашняя. Мира Тристан — единственный координатор, «ангел-хранитель хосписа» — как напишет в отзыве на сайте родственница пациентки, которая здесь лежала. Мире постоянно звонят.
— Когда я вечером молчу дома, муж обижается: уже с родным супругом поговорить не хочешь! А я столько за день иногда наговорюсь, что и правда хочется молчать. В какой-то праздник, Новый год, кажется, я подсчитала, с каким количеством человек за весь день необходимо было взаимодействовать или контактировать… 69 контактов вышло.
— Так и есть «координатор мира», — глядя на бейджик, радуюсь такому правильному сочетанию имени и профессии.
Мира не любит рассказывать о себе, воодушевленно переводя разговор на волонтеров и пациентов. Помогающих и тех, кому нужна помощь, сводит, соединяет, координирует Мира, поэтому я все-таки спрашиваю, как и почему она оказалась здесь.
Это не магия, но большое утешение
Священнослужители — о помощи паллиативным пациентам
Из «волонтера одной палаты» в координаторы
— Такой же вопрос я задаю всем волонтерам на первой встрече, — отвечает Мира, — Сейчас много где можно применить время и силы: помогать участникам СВО, в детских домах, в приюте для животных. А в 2016 году, когда я пришла в хоспис, учреждений, где официально можно было помогать, было очень мало, а возможно, и не было вовсе. Я была подписана в соцсетях на Нюту (Анну Константиновну Федермессер — прим.ред.) и ездила на работу, где в вагоне метро на меня смотрел Ежик в тумане с известного плаката хосписа. Наверное, это как-то подсознательно подействовало.
Я прошла ознакомительную встречу и пришла в Центр паллиативной помощи на Савеловской, где была знакома с координатором хосписа, мы ходили с ней в один храм. Сказала, что могу приходить раз в неделю, часа на 3-4, не больше. Вика провела экскурсию по стационару, тогда волонтерской стажировки как таковой не было — тебе все показали, иди и помогай. Я пошла на хозяйственные задачи. Помню, обратилась к младшей медсестре (тогда они еще санитарками назывались), спросила, надо ли чем-то помочь. Она дала швабру с тряпкой, и сказала: хочешь, мой пол. И вот мою я пол, она стоит у дверного косяка, смотрит на меня и спрашивает: «А ты кем работаешь»? Я, говорю, помощник руководителя. «И ты пришла сюда в выходной полы мыть»? Выходит, так. Это сейчас волонтерство — привычная история, а тогда 9 лет назад волонтеры — это были какие-то непонятные люди.
Хоспис на тот момент был поделен на отделения неврологии, онкологии и кардиологии, меня отправили мыть полы в одну из неврологических палат. Там лежали четыре женщины, которые сначала наблюдали за мной, потом кто-то попросил попить, кто-то подушку поправить, кого-то надо было покормить обедом. Мы познакомились, и я стала к ним приезжать. Каждая к себе звала по очереди, как это бывает, когда люди одиноки. Меня даже называли «волонтером одной палаты». Больше полы я не мыла, у меня появилось свое дело. Две пациентки из четырех умерли на этапе моего перехода из волонтера в координаторы, одна чуть раньше, а другая в самый день собеседования. Я пришла в хоспис в сентябре, а в ноябре уже стала координатором.
— А как ваши коллеги по работе отнеслись к тому, что вы уходите работать в хоспис?
— Я не говорила им, куда ухожу. Руководитель меня спросил, сколько мне там будут платить и удивился, что я не знаю. Спросил: а если я тебе больше дам? Но мне не надо было больше. На самом деле, увольняясь, я не была уверена, возьмут ли меня координатором. Я прошла стажировку, гарантий никто не давал, я могла получить отказ. Но на старом месте я работать не могла. Это не значит, что там было плохо.
Я просто поняла, что мое место здесь.
Прийти, увидеть и не испугаться
— Вы пришли на несколько часов, и неожиданно остались насовсем…
— Это второй вопрос, который я задаю новым волонтерам: какие у вас ожидания? Не для того, чтобы сразу сказать «забудьте это все», но чтобы понимать, с чем мы будем дальше работать. Например, мне говорят: я могу читать людям. Это, кстати, распространенная история. Помню, идем мы с волонтером в первый раз по стационару, заходим в палаты, там сумрак — четыре часа дня, зима или осень, короткий день. И я вижу, что у волонтера полная растерянность. Пытаюсь поддержать: если бы вы пришли в другое время года или суток, было бы по-другому, может быть завтра вы кому-то и почитаете. Отвечает: «я себе немножко по-другому это все представляла». То есть мы сами себе заборы настроили, а реальность оказалась другая. А тут нужно дать себе труд заглянуть за забор, уметь выйти из себя, из своей раковины.
Главное — не убежать сразу, прийти еще несколько раз.
Вообще многому надо в жизни учиться. Просто в этом месте учишься гораздо больше, чем в обычном офисе.
— Но с чего тогда начать волонтеру? Кажется, полы сейчас уже не моют…
— На самом деле, всех волонтеров, которые ко мне приходят, я сначала отправляю на хозяйственные задачи, потому что с этим легко зайти в палату, когда вам неловко, и вы не понимаете, что делать. Вы зашли, посмотрели, чисто ли на столиках, не закончились ли салфетки, у всех ли бутылочки наполнены. Вы обязательно найдете дело, а потом люди позовут вас сами.
Нужно научиться чувствовать себя в этом пространстве.
Допустим, ты приходишь раз в неделю. За неделю все изменилось, поменялись пациенты. Ты идешь в чайный уголок и наводишь там порядок, а пока это делаешь, погружаешься в атмосферу: ты слышишь персонал, какие-то звуки из палаты, вот пришел кто-то из родственников, попросил кофе. И вот тебе уже есть от чего оттолкнуться и поплыть дальше.
Волонтер не может перемещать пациентов, поднимать, переворачивать, потому что никогда не знает, где у него выведены стомы, перевязки, где катетер, чтобы нечаянно не повредить. А накрыть одеялом, поднять что-то, что упало, можно и нужно, но для этого надо видеть. Очень важна наблюдательность.
Пространство вокруг человека может много о нем рассказать. Но когда человек сконцентрирован на себе, он этого никогда не увидит.
Еще всегда большое подспорье, когда есть пациент, который давно лежит, которого все знают, и с которого ты начинаешь, когда поначалу не знаешь, куда идти. Заходишь к нему, чуть-чуть поговоришь, и вот уже настроился. После двух выходных я сама себя ощущаю, как в первый раз.
«Если уж она неизбежна, то пусть будет хорошей»
Что такое «правильная» смерть
У каждого есть свой талант
— Какая помощь волонтера нужна больше всего в хосписе?
— Гулять, кормить и общаться. И если прогулки с пациентами — это история сезонная, то кормить должен уметь каждый волонтер. Я всегда спрашиваю: есть дети? Если да, значит, навык кормления уже имеете. Если нет, будем учиться. Конечно, если у человека панический страх, он не готов или ему надо время, то я не заставляю. Тут вопрос, будет ли волонтер над собой работать и что-то преодолевать. Да, страхи есть. Но ты уже пришёл сюда, преодолев страх. Потому что для того, чтобы начать общаться с людьми, которых вы видели в палатах, нужно тоже сделать усилие.
Надо уметь завязать разговор, попоить чаем, побыть рядышком.
Пожилые люди вообще любят пить чай. Надежда Анатольевна, которая нам кричала «наградите батюшку», ничего не видит, она слепая. Надежда Анатольевна любит молоко. Я ей вчера погрела, налила в поильник, а она просит еще какое-нибудь печенье. Я положила ей на салфетку, и вот она берет его наощупь, молоком запивает и говорит: «о, как же прекрасно»!
Есть волонтеры, которые приходят, и их надо поддержать на начальном этапе, буквально первый месяц, а дальше они находят себе применение. А есть те, которые каждый раз тебя будут спрашивать «а что делать». Большая редкость, когда волонтёры могут побыть с человеком малоконтактным или вообще неконтактным. У меня такая была Маша. Много лет она ходила к людям, которые даже не разговаривают. Она что-то ворковала им, увлажняла руки кремом, поила чаем. Человек не говорит, но это же не значит, что он не ест, не пьет. Маша вышла замуж и переехала в другой район Москвы.
— Тут нужен какой-то особый волонтерский талант…
— Какие у вас есть таланты — тот вопрос, который я тоже всегда задаю новым волонтерам. Отвечают: нет никаких талантов, или «мне ничего не интересно, я только с людьми хочу общаться». Это прекрасно, но посмотри, что бы ещё ты мог делать. Потому что есть способности, которые люди даже не определяют, как таланты: например, структурность — человек может прекрасно навести на складе порядок. Кто-то очень ответственный, ему можно поручить оцифровку журнала, отслеживать дни рождения волонтеров, чтобы поздравлять в волонтерском чате. Кто-то шьёт, кто-то играет на рояле, кто-то поёт, кто-то хорошо готовит, кто-то дизайнер и делает афиши, а кто-то помогает соцсети вести. И это для волонтера палочка-выручалочка. Потому что когда-нибудь наступит момент в его волонтерской деятельности, когда он не сможет идти к людям. Если у него есть что-то, что он делает, помимо того, что он общается с пациентами, это поможет ему остаться на плаву, как в море: до буйка доплыл, подержался, отдохнул, а потом плывешь дальше.
Гореть и не выгореть
— Этот момент, когда не хочешь идти, всегда наступает?
— Это неизбежно происходит с каждым волонтером, если он ходит в хоспис больше года. И на этом этапе человек может уйти и уже никогда не вернуться, потому что у него возникает много к себе претензий: почему я сейчас такой? Что случилось? Зачем тогда я здесь? Почему я не чувствую, как раньше?
Это не значит, что ты становишься бесчувственным. Ты становишься профессионалом.
Просто закончился твой новоначальный этап. Чтобы перейти к следующему этапу, через отчуждение и бесчувственность, нужно просто стоять. Или лежать. Главное, не уходить.
— Что еще нужно, чтобы волонтеру не выгореть?
— Уметь дозировать время. Ты можешь сегодня просидеть три часа с одним пациентом, но не сможешь после этого ни к кому подойти завтра. Потому что иногда люди бывают как самолет, который никак не может зайти на посадку, будет говорить, пока все свое и твое топливо не израсходует. Я всегда об этом предупреждаю волонтеров.
Потом у нас у каждого есть в жизни свои процессы и какие-то состояния. Вот волонтер выбрал для себя пятницу и приходит в хоспис каждую неделю. Пятница наступила, а он поссорился с близкими, или на работе что-то произошло. Но надо вроде бы ехать. Хорошо, если человек может сказать — я не могу сегодня к людям идти. Если нет внутреннего ресурса разговаривать с кем-то, я всегда прошу покормить человека, который не говорит. И ты всем поможешь, в первую очередь, себе. Ты к нему садишься, кормишь в его темпе, не спеша, медленно. Ему хорошо от того, что ты с ним был, ты обязательно увидишь это, а ты закрыл свой волонтерский день.
Всегда можно на складе салфетки для перевязок сложить, убраться в живом уголке. Есть волонтер, Аня, она вообще занимается только растениями. То есть мы найдем, что делать, но ты только скажи мне об этом.
Волонтеру важно уметь самому обращаться за помощью.
Но это вопрос доверия. Бывает, приходит волонтер, и твои слова и действия ставит под сомнение. Если нет доверия, очень сложно.
Научиться слышать и благодарить
— Есть ли секрет долгого волонтерства?
— Вот у нас девочки, Таня и Лена, проводят каждую неделю «Тележку радости». Уже лет семь, если не больше. С легкого определения другого волонтера, они наши «матриархи тележки». Делают они одно и то же: покупают угощения и сервируют тележку, а затем проходят по палатам. Вот я думаю, смогла бы я так? Наверное, нет. Конечно, у них бывали тоже свои внутренние процессы. Помню, пишет в чате: «вот только я подумала, что все одно и то же, как будто день сурка, но кто-то тебе в палате одно слово скажет, и сразу из этой пучины уныния, в которую ты погружаешься, вытащит». Потому что ты тот же, и тележка та же, но пациенты другие, и родственники их другие.
Просто это слово надо услышать и понять, что оно тебе для этого и дано.
— Как люди реагируют на помощь?
— Часто удивляются, что здесь все бесплатно. Иногда от чего-то отказываются, в том числе пациенты от угощения, или чтобы священник пришел. Настаивает: нет, нет, а потом вдруг нечаянно: «да и денег-то у меня нет». Для них это удивление: все такие внимательные, оказывается, все бесплатно. Часто спрашивают: чем вас отблагодарить? Отвечаю: тем, что улыбнетесь. Или напишите отзыв, потому что если вы принесете торт, его съедят и забудут, а то, что вы напишете, после вас еще многие прочитают.
(Мира берет со стола тюбик крема, показывает) Была пациентка Елена, мы с ней много болтали, анекдоты она любила рассказывать, за несколько дней до выписки она спрашивает: «можно я крем для рук вам подарю?» У меня первая мысль — из палаты выйду, отдам девочкам на пост, они часто пользуются. А мне Елена тут же говорит: «только уговор — никому этот крем не передаривать». Вот теперь пользуюсь (Улыбается). Благодарность принимать тоже надо тоже уметь.
«Найдите в себе мужество просто быть рядом»
Как говорить о смерти с умирающим человеком
Смерть — это часть жизни
— Хоспис — это место встречи человека со смертью, мы еще ни разу не назвали это слово. А как помочь умирающему?
— Когда человек умирает, ты остро чувствуешь свое бессилие, а надо же что-то делать. То, что ты действительно можешь — это быть рядом. Меня спрашивают: «Как? Сидеть и смотреть, как он умирает?». Когда человек верующий, ему это понятнее. Помните, в Евангелии Христос в Гефсиманском саду сказал своим ученикам: побудьте со Мною (Мф.26:38). Он скорбел и страдал, Ему надо было, чтобы они просто побыли с Ним. Ничего не делать — это не просто сидеть в телефоне рядом.
Быть — это про другое.
Но это сложно. Тебе потом надо после этого восстановиться, прожить все это внутри себя.
Волонтер Маша, которая вышла замуж и перестала приходить, как-то мне написала, что скучает: хочется, конечно, вернуться, но ехать далеко, и жизнь, в общем, изменилась, сейчас стало меньше времени. И добавляет: «так странно, столько всего делаешь, вьешь свое гнездо, но как будто не хватает в жизни чего-то важного». Хотя что может быть важнее для девушки, которая давно хотела выйти замуж, и это счастье вдруг случилось. Я ей тогда, помню, ответила, что мы по большей части в своей жизни живём «нетрезво». Мы опьянены заботами, мы все время чем-то куда-то бежим. А когда приходишь сюда, ты видишь другую часть жизни. Все обиды, какие-то мелочи, все это становится неважно, когда ты оказался на краю.
Но пока мы живем, нам многое важно. В хосписе мы все время говорим о том, что мы поддерживаем людей, но мы часто не умеем даже друг друга поддержать. У нас в холле на первом этаже в углу стояла высокая прозрачная ваза из IКЕА. Я прихожу после выходных, и мне Валентина, наша сотрудница, сообщает, что вазу нечаянно разбили. Дверь была без доводчика, кто-то ее широко раскрыл и грохнул. И вот Валентина меня утешает: «Мира, не расстраивайтесь, ну, это же неважно все…» И я говорю: дайте мне погоревать об этой вазе. Скажите мне, что это важно, и что это ужасно. Побудьте в этом со мной.
Перепечатка материала в сети интернет возможна только при наличии активной гиперссылки на оригинал материала на сайте pro-palliativ.ru.
Запрещается перепечатка материалов сайта на ресурсах сети Интернет, предлагающих платные услуги.
Проект реализуется в рамках конкурса грантов «Москва — добрый город» при поддержке Департамента труда и социальной защиты населения города Москвы.
