Сейчас немного странно вспоминать, но 2021 год мы ждали, пожалуй, с особенным трепетом. Казалось, что проводим один год, наступит следующий  – и уйдут все трудности. Тогда они были в основном связаны с пандемией коронавируса. Но ничего не закончилось. Люди продолжали болеть и умирать.  Позже появились вакцины, люди стали прививаться, и все постепенно как будто наладилось. Но жизнь готовит новые вызовы и многие из нас все еще в кризисной ситуации: сорвались рабочие или личные планы, случилась потеря работы, бюджет семьи нестабилен, близкие далеко, кто-то из друзей или родных болеет или даже ушел из жизни…

Мы поняли, что бессильны контролировать свою жизнь и события развиваются по плану, который не мы писали.

Как справляться с такой непростой ношей? Об этом мы говорим с Ларисой Пыжьяновой, кандидатом психологических наук, психологом Детского хосписа «Дом с маяком» в Московской области, ранее – специалистом горячей линии МЧС.

Психолог Лариса Пыжьянова / Фото из личного архива

Лариса, какие перемены в поведении или эмоциях людей вы, как специалист, замечаете в последний год в связи с пандемией? Когда вернется нормальная, прежняя жизнь, мы сами «вернемся»? Влияние пандемии обратимо?

Не могу сказать, что люди изменились. Есть мнение, что в целом люди не сильно меняются даже с течением веков, что уж говорить про короткие промежутки времени. 

Но пандемия произвела сильное впечатление на все человечество. На памяти многих людей ничего подобного не было. Мы оказались оглушенными, испытали шок. Иллюзии, которыми мы жили, вдруг рухнули. 

Какие иллюзии Вы имеете в виду? 

Так называемые базовые иллюзии. Иллюзия бессмертия: мы знаем, что смертны, но живем так, будто будем жить вечно. Мы знаем, что есть страдания, но живем так, будто мир справедлив, и если жить честно и правильно, то страданий не последует – так мы создаем иллюзию справедливости устройства мира. В глубине души знаем, что ограничены в возможностях и зависимы от внешних и внутренних обстоятельств, но живем так, будто полностью контролируем свою жизнь и  реальность. Так рождается иллюзия всемогущества.

А после таких резких, кризисных изменений в жизни мы еще какое-то время живем в иллюзии, что сейчас весь этот ужас закончится и все станет «хорошо, как было раньше». Возможно, это нам даже нужно на первое время как адаптация к изменившимся условиям жизни. От природы нам даны разные свойства нервной системы: кто-то адаптируется быстро, кому-то требуется более длительное время, а у кого-то может наступить дезадаптация – полное неприятие и отрицание реальности.

Такие иллюзии – норма, но это условность, договор с самим собой. Благодаря этому мы просто живем: создаем семью, рождаем детей, работаем и думаем, что если мы ничего плохого не делаем, то и с нами не может случиться ничего плохого. Но если мы «забываем», что это условность, то рано или поздно, при столкновении с жестокой реальностью мы можем потерять смысл жизни и стимулы жить.

После 90-х годов в нашей стране все было более-менее предсказуемо, а предсказуемость всегда ощущается как безопасность. А вот когда ты не можешь предсказать, что будет дальше, и опыта такого не было, начинается паника.

Самый отягощающий фактор пандемии: вдруг оказалось, что вокруг вообще нет безопасного места. Люди не понимают, здоровы они или больны, переносчики они или нет. Они стали бояться и себя, и других.

Людям не свойственно жить изолированно. Поэтому мы еще и потеряли какие-то очень важные опоры и ощущение безопасности.

Резюмируя, можно согласиться с тем, что многие сегодня испытывают это внутреннее напряжение, панику, растерянность. Кажется, что мир изменился, потерялись и размылись границы и ориентиры, мы запутались в своих планах – как простых бытовых, так и в каких-то грандиозных, глобальных.

Что можно сделать в условиях, когда ты только наблюдатель и не можешь «повлиять на сюжет»? Как с этим справиться?

Надо задать себе вопрос: «При каких условиях мне станет лучше? Какие есть варианты?». Можно найти разные выходы из ситуации. Главный принцип – делайте так, как комфортно вам в данный момент. Не нагружайте себя чувством вины, если ваше поведение «не такое», как кажется кому-то. Скажем, если вам комфортно изолироваться, никуда не выходить – так и делайте. Можно, скажем, заказывать еду на дом и в целом обустроить свою работу и жизнь в удаленном режиме. Или наоборот, кому-то комфортнее не загонять себя в угол, а жить как обычно, считать, что эти меры чересчур суровые. И это тоже право человека.

Есть еще один момент: часто нам мешает быть спокойными наш подсознательный страх, мы его даже можем не сразу распознать. Спросите себя: «А чего я боюсь? Что я могу сделать, чтобы мне стало лучше, и к кому я для этого могу обратиться за помощью?». Подумайте, какая информация вам нужна, чтобы принять решение, разобраться, снять тревогу.

Может быть, меньше смотреть телевизор и читать посты и комментарии в соцсетях?

Поговорка «Меньше знаешь – крепче спишь» в данном случае не подходит. Надо собрать максимум информации, тогда мы меньше тревожимся. Но! Нужна четкая, объективная, однозначно трактуемая информация, а этого как раз часто нет. Выход – отсекать ненужные потоки информации и выбрать для себя тех экспертов, которым доверяешь, которые последовательны в своих оценках и прогнозах.

Лучше минимизировать свое общение в соцсетях на тему пандемии, если вас тревожит эта тема. Иначе вы будете испытывать еще большее беспокойство, нервничать. Ведь зачастую это просто бытовые дискуссии, не экспертные. Да, пишущих посты тоже можно понять – это, кстати, попытка справиться со своими страхами, выводя их наружу. Но результат – эмоциональное заражение, нездоровые чувства.

Итак, главные рекомендации: все подвергать сомнению, фильтровать информацию, включив критичность мышления.

Что происходит, когда человек теряет контроль над жизнью? Контроль над малыми аспектами жизни (например, покупка впрок продуктов или лекарств) может как-то это компенсировать?

Вы знаете, а у нас и не было никогда контроля над ситуацией. Что-то в наших силах, что-то – нет. 

Представьте, что мы летим в самолете. Мы же не управляем полетом. Мы смиряемся с тем, что нас везет пилот, на нем ответственность, а еще многое зависит и от техники, и от погоды… Но чем-то мы можем управлять в ходе полета, тем, что касается лично нас.

Коронавирус пришел и сказал нам: «Добро пожаловать в реальный мир». Мы вдруг реально ощутили, что человек не царь природы, а ее часть. Это хорошо отрезвляет. Вроде бы эта ситуация забирает у нас опору, но с другой стороны – дает варианты выбора того, чем можешь управлять.

Пандемией мы управлять не можем. Но есть люди, которые в этом разбираются. Будем выполнять их рекомендации.

Вопросы жизни и смерти все же не в нашей власти. Я недавно разговаривала с мамой ребенка, подопечного детского хосписа «Дом с маяком», у него заболевание, угрожающее жизни. Молодая женщина, это ее первый ребенок, горе у всей семьи: мальчик скоро умрет и очень тяжело это принять. Она сказала важную вещь: «Я начала смиряться. Для меня всегда слово «смирение» было плохим словом: это про слабость, про то, что ты сдался. Теперь я поняла: «смирение» – это жизнь в таком мире, какой он есть, жизнь «с миром». Это хорошее слово. Принятие всего, что происходит в жизни, без протеста и без вопросов «за что и почему именно со мной». Теперь я знаю, что не только со мной».

Лариса Пыжьянова с подопечными детского хосписа "Дом с маяком" / Фото из личного архива

Можно кричать проклятия в небеса, или врачам, или еще кому-то, а можно сказать себе: я не понимаю, почему так, но это так. Остается просто жить, быть, любить, находиться рядом со своим ребенком, заботиться друг о друге, быть вместе и находить в этом и внутри себя силу.

Чувство вины – насколько оно вообще конструктивно в ситуации, когда заболел или умер близкий человек? Люди погружаются в мысли «это я его заразил» или «не надо было отпускать его в поликлинику», «мы слишком поздно вызвали врача», «неправильно лечили», «не уберегли»...

Чувство вины всегда присутствует там, где есть смерть, оно неизбежно. Я в своей практике не встречала людей, которые не испытывали бы чувство вины за смерть близкого и не думали: «А все ли я сделал?». 

Это попытка вернуть контроль над жизнью, сказать себе: «Буду предусмотрительнее, и никто больше не умрет». Но это же неправда! Надо признаться себе честно, что мы даже не знаем день собственной смерти. А уж тем более мы не можем предотвращать смерть других людей.

Чувство вины может маскировать горе: человеку страшно признать безвозвратность потери. Он понимает, что и других близких может не стать... И тогда психика подбрасывает варианты: «Давай думай! А может быть, надо было сделать то или то?».

Эти рассуждения дают опору: «А вот дальше я буду молодец, я же знаю теперь, как надо поступать». Но это может быть опасным подходом и для человека, и для окружающих... 

Чувство вины может быть истинным или невротическим. Одно дело, когда мы понимаем, что из-за наших действий кому-то был нанесен вред, пусть и не специально. Ты думаешь не о себе, а о другом человеке: чем искупить свою вину? Если ситуация такова, то избавиться от чувства вины легче: просто брать и делать. Просить прощения, компенсировать ущерб.

Невротическая вина другая. Мы думаем больше о себе. Формулируем: «я плохой», «я глупый», «я плохая дочь», «я плохая жена»… И это бег по кругу. Человек съедает себя. И это бывает, когда умер близкий.

Хочу вспомнить историю, которую рассказывал митрополит Антоний Сурожский. Однажды к нему пришел 80-летний мужчина. Он рассказал, как на войне убил случайно свою любимую девушку. Был уже конец войны, она была медсестрой, и в бою он случайно попал в нее. Всю жизнь этот человек прожил с чудовищным чувством вины. Ему ничего не помогало: ни исповеди, ни слова окружающих о том, что он не виноват. Выслушав мужчину, Антоний спросил у него: «А с ней-то вы поговорили? У нее попросите прощения». Эта идея оказалась удивительным откровением для этого человека. И через некоторое время он вернулся к Антонию уже преображенный: «Я с ней поговорил! Она меня простила, ждет меня,скоро мы встретимся…».

Поэтому я советую: мысленно поговорите с вашим близким, который ушел. Попросите прощения. Сделайте что-то в память о нем. Это станет для вас облегчением.

И просто постарайтесь понять, что внутри вашего чувства вины. Это вина перед умершим или ваше переживание «я плохой»? Изменят ли ваши терзания ситуацию?

Во время пандемии многие потеряли возможность видеться с близкими. Что это порождает? Как смягчить последствия?

Действительно, пандемия разлучила многие семьи. Часто детям не дают общаться со старшим поколением, беспокоясь, чтобы внуки не заразили своих бабушек и дедушек. Но пожилые люди переживают! А мы почему-то не спрашиваем их мнения. В этом есть неуважение. Что для них лучше? Ведь они держатся на этом ресурсе –  встретиться с близкими, обнять внуков, напечь пирожков. И эта радость встречи – ресурс для них на несколько месяцев.

Дедушка и внук / Depositphotos.com

Боязнь заразить – казалось бы, правильный и понятный посыл, к этому нас призывают. И люди боятся: вдруг приедем, заразим, а потом они заболеют и умрут, и что тогда? Но это в том числе и забота о своих чувствах: как потом с этим жить.

Я думаю, лучше уважать мнение всех. Может быть, лучше спросить у своих пожилых родителей: а вам чего хочется, вам как хорошо? Может быть, они скажут: «Моя жизнь не ценна сама по себе, а ценно ее проживание. Если я даже заболею после нашей встречи – это мой выбор». А может, скажут и наоборот: «Пожалуйста, не приезжайте, я боюсь».

Если мы все же вынуждены изолироваться и давно не видимся – обязательно стоит поддерживать контакт. Звоните своим друзьям и близким, используйте видеосвязь – гаджеты нам в помощь.

А кто-то оказывается запертым дома с тяжелобольной мамой или ребенком. И последняя возможность восстанавливать силы исчезла. Как быть?

Это еще более тяжелый вариант. У человека нет личного пространства. Мы замкнуты в четырех стенах, и энергия съедается.

Мы с вами словно оказались в космическом корабле – в замкнутом пространстве, стесненных условиях, в ситуации, когда от нас ничего не зависит и нельзя вырваться. И никто нас к этому не готовил.

Придется учиться договариваться. Попробуйте разделить пространство на какие-то зоны. «Это мой стул – тут сижу только я в это время». Или: «Мне важно помолчать сейчас. Пока не обращайтесь ко мне». Но для таких договоренностей нужно общее понимание, чтобы не было ответной реакции «Ах так, ты меня не любишь!». Надо понять: как бы мы ни любили друг друга, у каждого есть свое личное пространство.

Желание побыть одному – это не просто прихоть, это необходимость! Не надо считать, что просьба «хочу побыть один» – это про любовь или нелюбовь. Это физиологическая и биологическая необходимость.

По моим наблюдениям, эмоциональное выгорание из-за сложностей общения внутри семьи в изоляции стало одним из самых сильных испытаний для людей в период пандемии.

Кстати, для наших подопечных семей 2020 год не был каким-то особенным. Люди с тяжелобольными близкими живут именно так долгие годы. Они не могут не то что пойти в театр или уехать в путешествие, но даже выйти в магазин... Наши семьи были для нас вдохновляющим примером. У них не безотрадная жизнь, они находят выходы. Есть свои планы, радости. И это дает ресурсы и возможность жить. Пусть это даже маленькие радости: «О, я сегодня 2 часа подряд поспала», «Мы смогли сегодня выйти на улицу и гуляли целых 20 минут, и сын улыбался!».

Фото из архива фонда "Дома с маяком"

Просто надо искренне любить друг друга. Не экономьте на словах любви. Помните, что рядом с нами – люди, которые дороги нам, которых любим мы, а они любят нас. И хотя иногда мы можем безумно друг друга раздражать, мы – самые близкие, мы вместе, мы про одно, мы – опора друг для друга в этом мире. А если нет, то тогда вопрос – зачем мы вместе? 

Некоторые люди в период трагических событий идут на передовую - в «красную зону» волонтерами, например. Это нормальная реакция, она помогает? 

Каждый человек должен для себя понять, в какие моменты он чувствует себя гармонично, когда ему самому с собой хорошо. Это полезно – понимать свои «хорошо» и «плохо». То, что делают волонтеры, – для них «хорошо», они лучше себя чувствуют в активной позиции.

Например, для меня активная позиция всегда была терапевтической историей. После ухода из МЧС я не могла смотреть новости, репортажи со стороны. Когда я действовала, находилась внутри ситуации, это одно. А быть в роли стороннего наблюдателя и понимать, что там людям плохо, а ты сидишь на диване и не можешь помочь, для меня невыносимо. И наоборот, когда я работала в МЧС, я не смотрела ролики про детей, которым надо помочь. Мне физически было тяжело смотреть на страдания отчаявшихся родителей. А сейчас я работаю в хосписе и теперь радуюсь помощи, ведь я понимаю, в чем моя задача и что могут сделать другие люди.

Поэтому одни люди в экстренной ситуации испытывают потребность что-то делать, действовать. И чувствуют себя в какой-то степени действительно управляющими этой жизнью. И это важно. Пусть они не победят ковид, но им надо противостоять ему.

А кто-то говорит «нет» и не готов туда идти, и у него свои аргументы. Например, страшно. Или боится заразиться и заразить близких. И это тоже нормально и не стыдно! Ведь нашей психикой запрограммировано бежать оттуда, где опасно. Наши предки убегали от огня, от диких зверей. Но кто-то должен тушить огонь, сражаться с врагами или идти в чумные бараки. И это тоже нормально. 

Это история про мотивы и мотивацию. Не выгорают те люди, которые находят мотив и смысл в своей деятельности. Почему я туда иду? Потому что начальник направил? Или потому что я хочу и могу? Ощущение бессилия или подвластность стихии – вот что дает выгорание. Важно самому себе объяснить: ради чего я это делаю. Смыслы дают ресурс.

Австрийский психиатр и философ Виктор Франкл говорил, что важно иметь впереди звезду, мечту, идею, которая пронесет тебя через всю жизнь. Ее можно не достичь, как и настоящую звезду, но важно знать, ради чего ты проснулся, какой смысл несет в себе новый день.

А если твое дело для тебя – насилие, тебе это страшно, то честнее уйти с этой работы. Надо знать границы своих возможностей. И понимать: дальше я не могу. Развернуться, посмотреть, что еще есть. Точно где-то можно себя приложить. Вот пример. Однажды, когда я работала на горячей линии МЧС, к нам пришла молодая сотрудница с образованием в сфере экстремальной психологии. Она приняла несколько звонков и сказала: «Я не могу работать с этими людьми. Я теоретик, я могу проводить занятия, тренинги, а вот так работать не могу».

Лариса Пыжьянова. Фото из личного архива

Меня, как руководителя горячей линии, это возмутило. Но потом я поняла, что она молодец. Ведь если бы она осталась, то работала бы плохо, там сложный алгоритм работы, она навредила бы людям и себе. Но всегда есть работа для психолога-теоретика. Например, составлять списки родственников. И она взяла это на себя и с тех пор вела эту работу идеально, и все ей были благодарны. И это честно по отношению к себе и другим. Сказать: «К этому я не готов. А вот это могу».

Даже в хосписах, где точно все в порядке со смыслом, медики чувствуют выгорание. Нет волонтеров, меньше жизни, родственники реже приходят. Что бы вы посоветовали сотрудникам?

Прежде всего, хочу пожелать всем здоровья. 2020 год дал нам много не только тяжелых открытий, в том смысле, что «я мало чем могу управлять», но и позитивных: мы поняли, что врачи – это очень важные люди в нашей жизни, это самоотверженные герои. Они работают сутками в защитных средствах, месяцами не видят близких. Я преклоняюсь перед ними.

Сотрудники выездной службы. Поречье-Рыбинское, Ярославская область / Архив фонда "Вера"

Такая работа: ты идешь и делаешь. И колоссальная нагрузка и усталость. Врачи – это вообще отдающая профессия. Они отдают время, силы, знания, умения, энергию.

Но надо восстанавливаться.

Восстанавливаемся мы только тогда, когда получаем радость. Важно знать свои источники радости:что мне приносит удовольствие, когда мне хорошо. И максимально этим пользоваться. Радость – это ресурс!

Кому-то важно выспаться, кому-то – побыть одному, другим – встретиться с близкими. Или отправиться в поездку. Почитать книгу. Да, в 2020 году нам отсекли почти все наши пути получения радости. Значит, надо иметь больше источников радости. Чем больше мы знаем о себе, что нас восхищает, приводит в восторг, тем больше мы защищены от зависимостей и нам легче восстановиться при любых ограничениях. Я не могу путешествовать – а что могу? Почитать книгу, пообщаться с другом, послушать музыку? Даже голос дорогого человека за счастье. То есть самые простые вещи могут быть ресурсоемкими, восстанавливающими.

Например, родителям наших подопечных детей я советую: заведите красивую тетрадочку и вписывайте в нее ваши любимые книги, музыку, людей, дела, места, все, что приносит радость. Потому что когда совсем тяжело, в эти моменты ты не можешь даже вспомнить ничего хорошего. А открываешь тетрадку – начинаешь читать и ищешь свои ресурсы. Придумываешь, что сейчас тебя подбодрит. Может быть, это будет альбом с семейными фотографиями или любимый старый фильм.

Что можно посоветовать людям, которые болеют ковидом сейчас дома или в больнице? И как в этой ситуации вести себя их близким?

Прежде всего, выполнять рекомендации врачей. 

В голову могут приходить мысли «я сейчас умру», начинается паника. Надо чуть оттормозиться. Между внезапным страшным известием, ситуацией и нашей эмоцией проходит мало времени. Но надо успеть порассуждать: а зачем мне вообще сейчас думать про свою смерть? Это что, меня бодрит? Или нужны негативные эмоции, адреналин? Да, болезнь случилась. Но диагноз уже есть, и понятно, что делать. Поэтому просто лечимся. Это, кстати, многим помогает успокоиться:просто довериться врачам и соблюдать все их указания.

Когда мы нервничаем, мы очень непродуктивны. Можно испугаться, покричать, расплакаться, позлиться. Но дальше – действовать конструктивно.

Близким стоит поступать по тому же принципу. Меньше страхов и «пугалок», больше реальных дел, ухода, заботы. Лечат любовь, ласка и внимание.

Беседовала Марина Лепина.

Материал подготовлен с использованием гранта Президента Российской Федерации, предоставленного Фондом президентских грантов.

Использовано стоковое изображение от Depositphotos.