Продолжаем пополнять нашу рубрику "Лица паллиативной помощи", на этот раз перед вами материал ТАСС о враче Синегорской больницы в Сахалинской области. Главврач самого крупного центра паллиативной помощи на Сахалине Михаил Сушко — о том, зачем поехал на остров, что его злит в работе и почему считает, что милосердие важнее новой аппаратуры. Публикуем эту интереснейшую статью с разрешения редакции ТАСС.

Монопоселок

Если встать между двух обветшалых одноэтажных корпусов Синегорской участковой больницы, то впереди будет огромная, заросшая густым лесом гора, а позади — овраг, из которого доносится шум реки Сусуи.

С непривычки перехватывает дух — то ли от красоты вида, то ли от того, что почти физически ощущаешь, как свежий и влажный воздух прохладной струйкой льется по горлу, в легкие. Местные называют свои горы Сахалинскими Альпами. И иронизируют — вот, даже лечебница есть.

За оврагом возвышается еще одна гора, к ее подножию прилеплено несколько аккуратных пятиэтажек, построенных несколько лет назад для медиков. По гравийке изредка проезжают машины. Среди них много внедорожников — без них тут тяжко, застрянешь с началом распутицы. Даже врачей на вызовы возят на больничном УАЗе "Патриоте" — он припаркован тут же, у входа в корпус.

Несколько лет назад для врачей в Синегорске построили новые пятиэтажки. Фото: Сергей Красноухов/ТАСС

Двор быстро пересекает большой человек в шляпе — это главврач Михаил Сушко приехал на работу.

— Красиво? Это вы тут еще в золотую осень не были, все пестрое, Болдинская осень отдыхает! Вы полюбуйтесь пока, я сейчас халат накину и все покажу, — и потом прибавляет, показывая на корпус. — Вы не пугайтесь, это снаружи страшно, пока руки не дошли, внутри у нас хорошо!

Больницу в Синегорске построили в 1954 году, когда он был процветающим шахтерским поселком, обеспечивал столицу Сахалина углем. Здесь жило больше 5 тыс. человек, работали школа, детские сады, клуб, магазины. При больнице даже был роддом.

В нулевые Синегорская шахта обанкротилась и люди стали уезжать отсюда. Роддом стал уже не нужен, и в его помещении разместили отделение сестринского ухода. "Умиральню", если на языке местных. 30 коек для безнадежных больных, инвалидов, людей с деменцией и психическими диагнозами. Одни уходили быстро, другие лежали годами в палатах с рваным линолеумом, облупившейся краской на стенах, черными пятнами плесени на потолке. Брошенные больные, умирающие вместе с монопоселком, который смотрел на заезжих черными пустыми глазницами расселенных домов.

Паллиативное отделение ГБУЗ «Синегорская участковая больница». Пациент паллиативного отделения Коля во дворе больницы. Фото: Сергей Красноухов/ТАСС

Те, кто были здоровы и остались, нашли работу в Южно-Сахалинске. По сути, Синегорск — это и есть Южно-Сахалинск, он входит в его городской округ. До столицы отсюда всего 30 км, но кажется, что ее ухоженные чистые улицы, уютный парк, удивительной красоты краеведческий музей и совсем не провинциального уровня театр, японские кафе, быт, ритм, заботы — все это в другом мире, в другой реальности, не имеющей отношения к поселку, где центр — это больница. "Умиральня" на 30 коек с видом на горы, от которого захватывает дух.

Меркантильный романтик

После того, как Михаил Сушко стал главврачом, в кабинете приходится проводить гораздо больше времени, чем раньше. "Чтобы в больнице появилось новое оборудование, надо составлять технические задания, потом отчитываться о потраченных деньгах. Бюрократия отнимает много сил, которые я мог бы отдать больным, времени не хватает, поэтому я обычно приезжаю в больницу в субботу и этот день полностью посвящаю пациентам". Фото: Сергей Красноухов / ТАСС

— Он на Сахалине служил срочную службу. И как ни встретимся, он травил армейские байки и так пел — ну что просто молочные реки и кисельные берега тут. И реки кишат рыбой, и горы, и океан.

Михаил Сушко во время обхода пациентов. Фото: Сергей Красноухов/ТАСС

Михаил сетует, что закупки, документация, отчеты занимают много времени, которое мог бы посвятить пациентам.

— Вот, видите, с новым аппаратом ИВЛ разбираюсь. Надо учиться самому, учить сестер с ним работать. Обучаю ставить системы энтерального питания, то есть когда кормим через зонд в носу. Трахеостому ставить, гастростому.

Мы заходим в отделение сестринского ухода. Первое, что спрашивает у меня Михаил: "Не пахнет?"

В отделении лежат очень тяжелые пациенты. С терминальной стадией рака, с деменцией, прикованные к постели после инсульта. Но тяжелого запаха, который обычно первым встречает посетителей в отделениях милосердия, нет.

Услышав мой ответ, доктор от души, чуть по-детски улыбается.

— Нет же, правда? Это девочки у нас золотые. Запах ведь — это маркер качества ухода за больным. Доброе утро! — здоровается с проходящей мимо сестрой и добавляет мне тихо: — Вот эта медсестра невероятная, у нее диплом сестры-анестезистки, попадает в самые сложные вены с первого раза, рука легкая! Мы будем расширяться, я думаю ее на анестезиолога отправить учиться.

Идем по коридору, осторожно заглядываем в палаты. Везде пластиковые новые окна, нежно-салатовые стены, функциональные кровати. Скромно, но чисто. Хорошее постельное белье. Уже готова палата интенсивной терапии (ПИТ) — именно там будет стоять аппарат искусственной вентиляции легких, с которым разбирается сейчас врач.

Кабинет физиотерапии участковой больницы в Синегорске. Палату интенсивной терапии сейчас только готовят к запуску и хотят разместить в свободной комнате на четырех человек.
Фото: Сергей Красноухов/ТАСС

— У нас нет специального помещения, поэтому выделили под ПИТ просто большую палату на четыре койки. Тут мониторы будут, все показатели будут отражаться, вот тут пост сестры. Такая мини-реанимация.

Следующая палата пустая. На кроватях нет постельного белья, одеяла свернуты вчетверо, сверху подушка.

— Вот тут двое больных ушли, крайне тяжелые, один с колостомой был. Если не привезут никого сегодня из города, девочки немного отдохнут.

К нам ведь часто везут из Южно-Сахалинска безнадежных. И из других городов. Наши пациенты для больниц — головная боль. Смерти им портят статистику, а мы паллиатив, да и условия у нас для них лучше, вся аппаратура для того, чтобы облегчить состояние, есть.

В соседней палате дементная бабушка пытается встать с кровати, сестра уговаривает ее:

— Находилась сегодня, Альмочка, давай отдыхать, ложись, ложись!

Потом обращается к нам:

— Она у меня уже сегодня просилась во двор выйти, говорит, ей белье надо развесить, которое она постирала. И родила она уже несколько раз за сегодня, и никак не успокоится.

Большинство медсестер работают в Синегорской участковой больнице не один десяток лет. Их труд Михаил Сушко ценит выше всего. Сестры говорят о главвраче: "Хороший, но слишком добрый!"
Фото: Сергей Красноухов/ТАСС

Заприметив главврача, к нему подбегает медсестра с поста. Просит посмотреть пациентку. Ей нет еще и 50, перенесла два инсульта:

— Михаил Кимович, вот эта девочка совсем плохая, думаю, до завтра не доживет. Приходила ее мама, кричала, требует перевести дочь в больницу в Южно-Сахалинск, чтобы ее лечили. Она нас на вилы поднимет! Как ей объяснить? Открыла бы интернет и почитала про этот диагноз… Поговорите с ней?

Михаил Кимович кивает, лицо становится серьезным и сосредоточенным. Чуть помолчав, тихо произносит:

— Таких много, как эта мама.

— Понимаете, люди не хотят осознавать, что мы не боги. Они думают, что раз забрали в больницу, если мы сняли болевой синдром, стабилизировали, значит, человек завтра встанет и побежит. Не могут принять, требуют спасать. Объяснять им, что мы не можем спасти, — вот это трудно.В самой последней палате, возле выхода из отделения, нас встречает мужчина без ног.

— Привет, Коля, как дела?

— Здравствуйте, все хорошо, только комары покусали в саду вчера, когда я с цветами возился.

Коля живет в больнице не первый год. У него тяжелое прогрессирующее заболевание сосудов, которое привело к ампутации обеих ног. Без поддерживающего лечения он потерял бы уже и руки, но Михаил Сушко оттягивает этот момент как может:

— Когда я пришел, Коля не принимал ни одного препарата. Назначил ему лечение — и состояние стало лучше. Поразительная жажда жизни у него, вы видели, каких он цветов перед корпусом насажал?

Коле 45. Он вырос в детдоме на Сахалине и никогда не видел своих родителей. После десятилетки работал на рыбзаводе, на складе. Там он украл несколько банок тушенки и телефон, сторож заметил это и вызвал милицию, Колю арестовали, но выпустили через несколько дней. Он пошел и убил сторожа, "потому что стукач". Потому что в детдоме стукачество считалось самым страшным преступлением.

У Коли две коляски: для палаты и для прогулок. На уличной он приспособился ухаживать за огородом и цветником во дворе больницы, а зимой — чистить под окнами снег.Фото: Сергей Красноухов/ТАСС

Ему дали 15 лет. Вышел по УДО чуть раньше, за примерное поведение. Уже в колонии у него начались проблемы с ногами. После ампутации Коля попал в Синегорскую участковую больницу. Каждые выходные за ним приезжают из церкви Южно-Сахалинска и возят на службу. Коля с гордостью рассказывает, что бросил курить. Но в своем преступлении не раскаялся.

— Если бы вернуть время, наверное, так же бы сделал. Потому что стучать — самое подлое.

Я спрашиваю, как это сочетается с верой и допустима ли она без раскаяния за преступление. Он смущенно улыбается и пожимает плечами.

Сестры Колю любят и жалеют. В отделении у него своя палата, телевизор, книжки. Он вызывается помогать, подписывает им ведра, рисует плакаты на праздники, украшает на Новый год коридор и палаты.

— Вы бы видели, как он нам снег зимой чистит! — говорит медсестра Ольга. — На своей коляске ловчее, чем на ногах. Огород посадил, цветы. Мы уже без него не представляем отделение. И он не хочет от нас в интернат, тут уже как дома. Говорит, "жить и умирать буду тут".

Большие надежды

В своем кабинете Михаил Сушко позволяет себе небольшие послабления в графике: заварить кофе покрепче, посидеть в тишине и одиночестве несколько минут, заперев дверь.

На стене в рамках висят дипломы на русском, английском, французском, немецком языках. Один из последних — из школы лечения боли в Австрии.

— Смотрите, я оттуда книги привез. Вот такие шкалы боли. Наши сестры теперь с ними тоже работают.

Он показывает небольшую картонную линейку, на которой нарисованы шкала и мордочки — от улыбающейся, на зеленом фоне, до страдальческой на красном. По шкале ездит ползунок, и больной сам может выставить балл боли по своим ощущениям. Это помогает врачу подобрать наиболее эффективную схему обезболивания (скачать такую шкалу можно на сайте "Про-паллиатив" по ссылке - Ред.).

Врач Михаил Сушко

Этой весной в синегорскую больницу приезжала основатель фонда помощи хосписам "Вера" и директор Московского многопрофильного центра паллиативной помощи Нюта Федермессер со своим проектом "Регион заботы", который направлен на развитие паллиативной помощи в регионах России.

— Мы попали в такой буран! — вспоминает Михаил с улыбкой. — Анна Константиновна весь день ездила по острову, по разным больницам и к нам добралась только вечером. А дороги замело, еле проехали на нашем уазике.

Потом они до ночи обсуждали, как совершенствовать отделение. А потом Нюта Федермессер предложила Михаилу поехать на обучение в Израиль с делегацией других врачей паллиативных отделений.

В социальных сетях она писала о нем: "Михаил… всегда носит шляпу, он лихой мечтатель и отважный юнец, хотя на вид дородный дядька, с пузом и репутацией. Он уверен, что его больница будет лучшей, значит, так обязательно и будет".

Из Израиля Михаил вернулся окрыленный, полный новых идей.

— Вы представляете, мы ездили в один из домов престарелых. Так вот он находится в торговом комплексе. На первом этаже магазины, а на втором и третьем — пансионат. Люди не выключены из социума, из жизни. Они живут полноценно. Даже несмотря на свои диагнозы. Там все заточено под то, чтобы больному было хорошо, не больно, комфортно.

В ближайших планах Михаила — отремонтировать старые корпуса и построить новый. Потому что сейчас из-за нехватки места в одном отделении лежат и больные раком, и дементные бабушки и дедушки.

Палата Коли расположена прямо перед входом на улицу. Ему так удобно: проще выезжать на коляске во двор, где он разбил цветник. Фото: Сергей Красноухов/ТАСС