Довольно долго Андрей Денеж был первым и единственным в Приморье врачом противоболевой терапии и паллиативной помощи. Сам он признается, что коллеги-медики считали его мечтателем. Но разве не таким должен быть настоящий врач? Мечтателем, альтруистом, искренним и открытым человеком с любящим сердцем. Андрей Александрович говорит, что в паллиативе иначе и невозможно. Судите сами.

О фронтовом наследии и доброте

Я врач в третьем поколении. Мой дедушка по маминой линии прошел Великую Отечественную войну хирургом, потом возглавлял в Уссурийске кожно-венерологическое отделение в госпитале, работал до последних дней жизни. Бабушка была участковым терапевтом. Мама и по сей день работает радиологом в онкодиспансере. Я начал ходить по пациентам еще маленьким мальчиком: меня бабушка брала с собой в поликлинику и на обходы. 

Я бывал вместе с дедушкой на обходах в его отделении. И видел, как он порой присаживался на край койки, брал солдатика за руку и говорил ему: ну что ты, не переживай, мой хороший, все будет нормально, вылечим мы тебя, вернешься к мирной жизни.

Тогда я понял, что даже война не истребила его внутреннюю врачебную доброту, ту же, что была у бабушки, что передалась моей маме.

А я очень хотел стать анестезиологом-реаниматологом, и стал им. В паллиатив же пришел в 2001 году, когда в Москве попал на обучение к Георгию Андреевичу Новикову (Новиков Г.А., профессор, доктор медицинских наук, заведующий кафедрой паллиативной медицины Московского государственного медико-стоматологического университета им.А.И.Евдокимова — прим. ред.). Он, Вайсман, Рудой (Вайсман М.А., Рудой С.В. — преподаватели кафедры Новикова — прим. ред.) стали моими учителями.

Когда я вернулся во Владивосток, открыл кабинет противоболевой терапии и плотно погрузился в паллиатив и мечты о создании хосписа в Приморском крае.

Дело в том, что после института я попал работать в онкодиспансер. Там было очень много пациентов на четвертой стадии заболевания, им требовалось обезболивание, их выхаживали, выполнялись обширные операции, были тяжелые осложнения. Все это близко к паллиативу. Поэтому мой внутренний путь в паллиативную медицину был очень простым и логичным.

У меня остался сертификат анестезиолога-реаниматолога, так как специальности врача по паллиативной помощи нет. Сейчас я возглавляю отделение патронажной паллиативной помощи во Владивостоке, и моя главная задача — объять весь город и 800 тысяч его населения. Для этого ждем (и ищем, конечно) финансы — чтобы нанять нужное количество сотрудников. 

Паллиативная помощь в Приморье: портрет регионаПроект ОНФ «Регион заботы» побывал в Приморье. Как там оказывают паллиативную помощь и какие проблемы еще предстоит решить — в нашей статье по отчетам команды проекта

Любовь — это профессионально

Сочувствие и любовь к пациенту можно и даже нужно впускать в себя каждый раз, потому ты занимаешься любимым делом. Ты помогаешь человеку в последние дни его жизни и понимаешь, что ему не больно и не страшно. Это огромная радость для врача паллиативной помощи — знать, что все получилось, все сделано хорошо — и родственники благодарны.

Когда спрашивают про выгорание, говорят, что нужно отстраняться от пациента, чтобы не выгореть, я не знаю, что ответить. Для меня любой пациент — это человек, который пришел за помощью. И надо помочь ему справиться с недугом или хотя бы как-то улучшить качество его жизни. У меня от этого никакого выгорания не бывает.

Некоторые пациенты, особенно яркие личности, надолго запоминаются. Моим первым пациентом в кабинете противоболевой терапии была девушка с заболеванием средостения с метастатическим процессом, проходящая на тот момент чуть ли не сороковой курс химиотерапии. После капельниц она отлеживалась пару дней и бежала на работу. Она была редактором отдела в местной газете, прониклась медициной и до смерти успела закончить три курса медицинского университета. 

Эта девушка обращалась ко мне за помощью с дичайшими болями. Она все знала про свой диагноз и перспективы. Но у нее были несгибаемая воля и вера в жизнь.

Еще один пациент, которого я часто вспоминаю — профессор, который возглавлял лабораторию у нас в институте, делал вытяжку из кальмаров, которых вылавливали в Северном Ледовитом океане. Этот человек синтезировал из этой вытяжки по импортным формулам неврологический обезболивающий препарат.

У него был рак предстательной железы с метастазами в кости. Он обезболивался своими кальмарами, и довольно эффективно. Мне не удалось убедить его задействовать опиоидные анальгетики. Тот препарат планировали запустить в производство, но человека не стало, и дело его остановилось: не нашлось последователя.

Смерть и чудеса где-то рядом

Я начинал работать еще санитаром в городской больнице скорой помощи. В приемном отделении было много всякого, в том числе смертей. Мне приходилось разговаривать с родными пострадавших, с родителями погибших детей. И постепенно я научился говорить о смерти. К этому начинаешь относиться спокойно, хотя детей всегда жалко. Я не поддерживаю разговоры — за что, почему, за какие грехи. Говорю: душа понадобилась в более нужном месте.

Знаете, я верю во вселенную, у меня есть свои представления, но не могу назвать какую-то религию своей. Потому что, если честно, я не понимаю, почему действительно должны умирать дети, если есть Бог. 

Чудеса в паллиативе бывают. Но, пожалуй, это все же врачебные ошибки при постановке диагноза. Вот, скажем, был молодой человек с лимфомой, ему проводили химиотерапию. Потом на каком-то очередном обследовании он сдает мокроту и выясняется, что это туберкулез. Его вылечили простыми противотуберкулезными антибиотиками, и он до сих пор жив. Разве не чудо? 

Или был пациент с раком поджелудочной железы в четвертой стадии, с болевым синдромом на двенадцать ампул морфина. Меняется начальство в поликлинике, этого человека отправляют на обследование и находят узловой панкреатит. Живет человек, внуков воспитывает — тоже чудо. Других чудес я не видел.

Сначала — честность, потом остальное

У меня никогда не было желания уйти из паллиативной медицины, даже не задумывался об этом. Конечно, я мечтаю состариться, уйти из отделения, с внуками на рыбалку ходить в выходные, на пенсии преподавать в мединституте. Но — курс по паллиативной помощи. 

Мне бы хотелось прививать студентам, которых я буду учить, качества настоящего паллиативщика. Прежде всего, честность, любовь к профессии, желание работать, даже если у тебя закончилось рабочее время, а что-то не доделано или рецепт не выписан.

Нужно уметь отложить все свои дела, потому что прежде всего — помощь людям. И, наверное, важно не быть черствым, жестким. Уметь подстраиваться под ситуацию в зависимости от того, как проходит прием, что происходит у пациента дома, какой психологический тип у пациента или его родственника. Так, будто это твой родной человек пришел за помощью.

Островок безопасности и надеждыКак развивается паллиативная помощь детям в Приморском крае

Я, правда, не считаю, что можно врать, чтобы, допустим, успокоить пациента. Человек должен знать все, чтобы понимать, что с ним происходит, почему ему такое количество препарата назначают. Если ты открыт и честен, не будет каких-то конфузных ситуаций, претензий, что вот вы мне сказали, что я проживу месяц, а я слег и не сделал ничего , мои родственники не смогли ко мне прилететь, а я уже и видеть никого не хочу.

Это вещи, на которые все время напарываются участковые терапевты, врачи общей практики. Такого не должно быть. Надо честно и открыто рассказать человеку, что все мы смертны, откладывать жизнь уже некуда, в любой момент может произойти все что угодно. Никто же не исключает у онкологического больного инфаркта, например. Человек должен понимать, что вот у него есть время доделать то, что он хотел бы, не откладывая.

В паллиативной медицине врач и пациент должны быть партнерами, соратниками, иначе у врача ничего не получится. Будешь постоянно разбиваться о стену, потому что человек не понимает, почему надо пить таблетки по времени, почему препараты перестают работать, появляются новые симптомы.

Лечить надо не только пациента

Я привлекал к работе с пациентом психологов, когда работал в противоболевом кабинете, и делаю это сейчас в паллиативном отделении. И представьте: как только звучит вот это «псих-», люди как от огня бегут. Психолог мне жалуется: в онкологической поликлинике за день несколько сот человек бывает, а ко мне заходят один-два в день. Онколог отправляет в такой-то кабинет, пациент доходит, читает вывеску на двери, разворачивается и уходит. Не готовы люди.

Но нам действительно нужны группы поддержки для родственников и близких. И групповые занятия, чтобы люди видели друг друга. Что они, столкнувшиеся с потерей, не одни.

Я общаюсь с родственниками своих пациентов, и, если вижу, что человек не может спать, не может сосредоточиться, всегда выписываю антидепрессанты. Многие потом приходят, продлеваю рецепт. У меня есть возможность оформлять документы на этих людей, загружать документы в систему, так что все законно.

О поисках вдохновения 

Долгое время в Приморском крае я фактически один занимался паллиативом. На меня смотрели как на дурачка, который ходит, обивает пороги, что-то там рассказывает про хосписы, читает лекции, выписывает огромные дозировки наркотических средств умирающим больным.

Потом слетаешь на учебу, побываешь в первом хосписе, в пятом, в Лахте, на паллиативных форумах — или к нам кто-нибудь приедет — и сразу заряжаешься. Устаешь от того, что ты нужен только пациентам, а медицинское сообщество не очень-то поддерживает движение вверх. Сейчас мир барахтается в болоте и пытается выплыть куда-то наверх, но все непросто.  

У нас во Владивостоке было уже четыре места, где должны были строить хоспис, уже чуть ли не деньги губернаторы выделяли, все-все было готово. Потом бах! — губернатор меняется или еще что, и все, денег нет. И надо все начинать заново. А это же кропотливая каждодневная работа — встречи, описание проектов. Руки опускаются.

Я очень надеюсь, что программа развития паллиативной помощи, которую для нас разработал  «Регион заботы», реализуется. По ней в Приморском крае должны появиться шесть отделений паллиативной помощи с интегрированными в них патронажными бригадами. Мечтаю, чтобы все это было исполнено до 2024 года. А потом буду мечтать о новой программе, по которой будет уже хоспис. Потому что активная паллиативная помощь и хоспис - это все-таки разные направления. И они оба очень востребованы.

Вам может быть интересно:

Менять подгузник бабушке — не страшно. Страшно умирать в одиночествеИнтервью с Ольгой Ивановой, руководителем практики «Тьютор родственного ухода» в Ярославле Жизнь на всю оставшуюся жизньФрагмент из книги «Жизнь на всю оставшуюся жизнь. Настольная книга человека» История Дома милосердия кузнеца ЛобоваИстория Дома милосердия кузнеца Лобова «Те, кто говорит родственникам: “Сдали в хоспис и довольны”, пусть сами придут и посмотрят»Заведующий Первым московским хосписом Ариф Ибрагимов — о том, как пришел в паллиатив, как борется с выгоранием и что должен уметь врач, работающий с умирающими

Перепечатка материала в сети интернет возможна только при наличии активной гиперссылки на оригинал материала на сайте pro-palliativ.ru

Материал подготовлен с использованием гранта Президента Российской Федерации, предоставленного Фондом президентских грантов.